Отправлено: 15.11.09 22:49. Заголовок: "Тень стана твоего дороже славы мира для меня..." - 1 января 1495 года, вторая половина дня

Продолжение эпизода "Где двое дерутся..."

 Отправлено: 16.11.09 00:28. Заголовок: ... Во имя Аллаха, м..

... Во имя Аллаха, милостивого и милосердного! Истину изрек мудрец, сказавший, что для дурных вестей не преграда ни крепкие стены, ни пески пустынь, ни чужой язык. Словно птицы на широких крыльях, летят они через моря и страны, зловешим карканьем скликая себе подобных к скорой и славной поживе.
Впрочем, слуги, сопровождавшие Джем-султана с турецкого берега на борт испанского корабля, на берега Родоса, на земли Франции и благословенного Рима, уже давно не знали, какой язык им следует называть родным. Поэтому слухи об убитом, найденном в башне Ангела, проникли к ним так же свободно, как запах мутной, черной воды Тибра и промозглая зимняя сырость, от которой не спасили даже топящиеся день и ночь камины.
По заведенному распорядку, следовало доложить обо всем секретарю султана - но, как на грех, Мустафа исчез в неизвестном направлении, а в его отсутствие никто не решался потревожить покой сиятельного беглеца. Жизнь - вещь ценная, и, как не манит правоверного мысль о прелестях райскго сада, никто из жителей замка не был уверен, что доберется туда прямым путем.
Но страх вызвать гнев господина через некоторое время отступил перед другим, не менее грозным: оказаться теми, кто не уберег жизнь бесценного папского гостя. Лишь не имеющий глаз и ушей человек мог считать, что глава христиан отпустит с пастырским благословением тех, кто не уберег заложника,- что уж говорить о гневе франкского короля, для которого смерть турка означала крах многих честолюбивых планов? Поэтому, укрепив свой дух молитвой Аллаху, старый лекарь принца - человек по понятным причинам пользовавшийся особым доверием - отворил дверь в покои своего хозяина.

... Комната была погружена во мрак, ибо узкие окна под самым потолком пропускали лишь слабый свет - а светильников никто не зажигал. В окружающем мраке верный слуга споткнулся о метнувшуюся под ноги белую кошку - бедняга поторопилась вырваться на свободу с протестующим криком - и едва не упал. Но беды несчастного не закончились: пытаясь сохранить равновесие, он зацепился ногой сперва за край ковра, а затем за гриф брошенного тут же саза - и вместе они, громыхая, рухнули к изноженью широкой кровати.
Напуганый не столько самим падением, сколько тем, что его неловкость нарушила покой повелителя, лекарь втянул голову в плечи, ожидая наказания: Джем-султан не любил, когда его тревожили после ночи, проведенной наедине с кальяном, и входить к нему в такие минуты решался разве только его секретарь. Но истекло несколько томительных мгновений - а высочайший гнев еще не обрушился на раба, вся вина которого состояла лишь в усердии и преданности,- и сердцем турка овладел новый страх: что если он найдет своего господина без признаков жизни? Движимый этим, последователь Авиценны отважился поднять голову, силясь разглядеть принца среди разбросанных подушек.
Невольный вздох облегчения вырвался из его груди: Джем лежал на постели и казался погруженным в глубокий сон.
Наследник Фатиха было полуодет: на нем были лишь черные шелковые шаровары, чудом державшиеся на бедрах; спутанные волосы падали на лицо. Кроме этих покровов, наготу султана скрывало лишь пестрое камчатое одеяло, сейчас скомканное и небрежно отброшенное в сторону.
Осмелившийся приблизиться лекарь склонился к своему господину: щеки Джема пылали, на груди крупными каплями выступил пот. То была лихорадка, слишком хорошо известная старому слуге: вздыхая, он отер лоб принца, которого помнил еще мальчиком, в первый раз севшим в седло,- и вздрогнул, когда, отведя руку, обнаружил, что прямо на него смотрят расширенные глаза.
Лекарь окаменел, ожидая наказания. Но покрытые коркой губы проговорили только одно слово:
- Мустафа.
Старик покачал головой. Он был бы рад сейчас сам обойти весь Рим ради того, чтоб доставить повелителю его наперсника, но понятия не имел, где его искать.
Джем несколько мгновений вглядывался в покрытое морщинами, встревоженное лицо, а потом молча отвернулся, обхватив себя руками и сворачиваясь в клубок.
Разговор был окончен.

 Отправлено: 16.11.09 14:31. Заголовок: Обратный путь в замо..

Обратный путь в замок Святого Ангела Мустафа и Лючия проделали в полном молчании, и то сказать, не пристала хозяину болтовня со слугой. Помимо того, турок хотел, чтобы дама как следует обдумала все, о чем узнала от него, а заодно вообразила себе все то, о чем он умолчал. Стража, против ожидания, беспрепятственно пропустила секретаря принца Джема на турецкую половину замка, из чего Мустафа заключил, что выйти отсюда будет куда как сложно.

Поскольку Мустафа никого не предупредил о своем отсутствии, выяснилось, что его уже хватились, ибо Джем-султан желал видеть своего почтительного слугу. Это могло значить как то, что господин пришел в себя, так и то, что дурман говорит его устами, и Мустафа очень надеялся, что принц достаточно вменяем для того, чтобы отличить монну Лючию во плоти от порожденных гашишем видений. Попросив даму подождать, пока он доложит о её появлении, Мустафа вошел в спальню Джема и остановился на пороге, озирая царящий в комнате кавардак.

Опрокинутый кальян, винная лужа на ковре, в которой покоился серебряный кyвшин, закатившийся в дальний угол кубок, разбросанные подушки, которым следовало бы находиться под головой у Джема - все свидетельствовало о бурной ночи, затянувшейся до утра, и утре, продлившемся до полудня. Вместе с Мустафой в спальню ступил один из белых котов принца, очевидно, в панике покинувший господина во время визита лекаря; второй кот, завидев собрата, выбрался из-под кровати и тут же жалобно замяукал, повествуя всем желающим слушать о пережитых страданиях. Сам принц скорчился на разворошенной постели под полусорванным пологом, натянув на себя одеяло едва ли не с головой - Джема, похоже, бил озноб.

- Господин мой, - по-турецки промолвил Мустафа, присаживаясь на пол рядом с кроватью и осторожно касаясь плеча Джема. - Ваша женщина здесь.

 Отправлено: 16.11.09 15:30. Заголовок: - Ты бросил своего х..

- Ты бросил своего хозяина!- вместо ответа обвиняющим тоном проговорил шехзаде. Правда, обличительный пафос его речи изрядно был подпорчен лихорадкой, из-за которой у Джема зуб на зуб не попадал. Притворился ли он, что не слышал слов верного слуги или в самом деле не слышал, оглушенный надсадным стуком собственного сердца - ведал один только Аллах.
Так или иначе, а гнев придал сыну Фатиха сил, и, отшвырнув одеяло, он усилием воли заставил себя сесть. Спина его выгнулась, острые лопатки, словно обрубки крыльев, натянули пергаментово-бледную кожу. От резкого движения мужчину замутило, но он лишь судорожно сглотнул, борясь с тошнотой, и крепче вцепился в край кровати.
Волосы грязными сосульками упали ему на глаза.
- Дай мне воды.
Запрыгнувший на постель кот, недовольно принюхиваясь, принялся подкрадываться к хозяину, требуя внимания,- но принц лишь рассеяно провел рукой по его роскошной шерсти. Затем ладонь бессильно соскользнула, ища опору; Джем сильно наклонился вперед, словно человек, пытающийся разглядеть собственное отражение в темной холодной воде. Видно было, что он все еще не может до конца прийти в себя.

 Отправлено: 16.11.09 16:10. Заголовок: Для Мустафы было сов..

Для Мустафы было совершенно очевидно, что вдове Фальеро не стоит входить в эту комнату еще, по меньшей мере, с четверть часа, поелику следы пьяного разгула имели мало общего с обстановкой возвышенного страдания, которое было бы уместно вообразить с его слов. Поскольку воды, как и следовало ожидать, не обнаружилось, Мустафа с полным на то правом кликнул прислугу, велел немедленно прибрать в покоях и доставить все необходимое, чтобы Джем-султан мог предстать перед дамой в приличном виде. Пока слуги торопливо скатывали испорченный ковер, Мустафа со всем почтением протянул принцу чашу с чистой водой, тревожно взглядываясь в осунувшееся лицо Джема.

- Пусть господин простит недостойного, - промолвил он мягко, разом извиняясь и за свое отсутствие, и за нерасторопность слуг, и за то, что волшебные грезы, доставляемые гашишем, стоили принцу так дорого.

 Отправлено: 16.11.09 16:55. Заголовок: Нельзя сказать, что ..

Нельзя сказать, что поведение Мустафы сильно отличалось от того, что он обычно проделывал в подобных случаях - если, разумеется, не считать того факта, что такого длительного загула Джем не позволял себе уже довольно давно. Но то ли его уверенный вид и энергично отдаваемые распоряжения были тому причиной, то ли надежда, покидающая сердце позднее, чем оно делает последний удар,- однако, принц уловил в речах и поступках секретаря нечто, заставившее его глаза на мгновение проясниться. В чертах турка появилось отчетливое желание выплеснуть поднесенную по его же приказу влагу в лицо секретаря; султан даже протянул руку, крепко перехватив у слуги основание чаши,- но, должно быть жажда, терзавшая раздраженное дымом горло, была слишком сильна.
Глубоко вздохнув, Джем прильнул к краю чаши, жадно глотая воду - но тут же отпрянул, словно та жгла его, подобно напитку, который, по поверьям, поглощают на своих пирах джинны. Пальцы принца взлетели к губам, силясь умерить боль; морщась, он отер губы, в трещинах которых выступила кровь, закусывая то одну, то другую, и пытаясь прикосновением языка смягчить воспаленную кожу. Но жажда его все еще не была утолена: снова потребовав кубок, Джем, не долго думая, опрокинул его себе на голову.
Капли звонко ударились о кожу и побежали вниз по волосам.
Тряхнув головой, он отбросил длинные пряди за спину, обдав прислугу и кошку, с громким шипением скатившуюся с ложа и бросившуюся наутек.
- Прикажи приготовить мне омовение,- тем же непроницаемым тоном распорядился бывший папский заложник; в лице его все отчетливее читалось желание заставить окружающих горько заплатить за свою невоздержанность. Казалось, он выжидает, осмелится ли Мустафа повторить весть, с которой явился в замок.
На щеках Джема снова расцвели красные пятна - свидетельства то ли хорошо скрываемого нетерпения, то ли близящегося приступа лихорадки.

 Отправлено: 16.11.09 17:50. Заголовок: К этим словам принца..

К этим словам принца как раз подоспело двое слуг с тазом, свежим полотенцем и кувшином, над которым витал едва уловимый аромат добавленного в воду для умывания кедрового масла. Сделав им знак подождать, Мустафа с самым почтительным видом промолвил:

- Возможно, прежде, чем купель будет готова, вы благоизволите допустить пред свои очи монну Лючию? Дама ожидает в приемной, мой господин.

В этом было даже что-то потешное. Сначала Мустафе пришлось переодеть любовницу принца мальчиком, лишив итальянку возможности поражать воображение принца лучшим нарядом и обещанием того, что таится под дорогой тканью. Теперь вот, снова пренебрегая обычаями, он просит Джем-султана предстать перед дамой всего лишь умытым.

 Отправлено: 16.11.09 20:15. Заголовок: Но Джему было не до ..

Джему было не до потаенных смыслов происходящего, так потешавших его верного секретаря. Когда Мустафа вторично повторил запрещенное имя, которое вот уже два дня звучало под сводами замка лишь в минуты горячечного бреда, алые пятна на щеках принца стали еще ярче. Но он снова предпочел сделать вид, что не слышал слов, заставлявших его кровь закипать в изнывающих венах, и, зачерпнув в ладони благоухающую влагу, плеснул ее себе в лицо.
Капли, казалось, испарялись, не успевая касаться его кожи.
Когда с умыванием было покончено, один из слуг, вооружившись гребнем, попытался привести в порядок волосы изгнанного султана - но Джем отпрянул от коснувшихся его головы зубьев столь резко, как если бы на них был нанесен какой-нибудь экзотический яд. Оттолкнув окружавшую его свиту, мужчина быстро оглянулся, и, оторвав от полога бахромчатую полоску, стянул свою гриву в небрежный "хвост".
Его пальцы ощутимо дрожали.
Та же участь постигла раба, коленопреклоненно поднесшего ему шелковую рубаху: делая вид, что всецело поглощен борьбой с недостаточно плотным узлом, шехзаде отвернулся от него, выворачивая шею, словно строптивый конь, на которого пытаются набросить аркан.
Столь упорное молчание в ответ на единственный вопрос, занимавший теперь слугу и господина, говорило больше слов. Однако, опытному глазу, каковым, несомненно, обладал Мустафа, не составило бы труда различить, что Джем-султан в равной степени обуреваем двумя взаимоисключающими желаниями: броситься навстречу Лючии, каким-то чудесным образом оказавшейся в замке, и обернуть дело так, чтобы ему не пришлось совершать этого столь ценимого европейцами и столь чуждого для восточного мужчины поступка. Он все сильней хмурился, бросая на Мустафу яростные взгляды, и словно ожидая, что тот зайдет дальше, чем положено, и избавит хозяина от столь тяжелого выбора.
Но тот медлил - и растущее недовольство изгнанника прорвалось в окрике:
- Нацепив чужое платье, ты забыл и родной язык, Мустафа? Если старая арба не может возить дрова, ее саму пора пустить на дрова! Ты утолил мою жажду,- изменившимся голосом произнес он, прожигая секретаря сверкающими глазами,- дай мне теперь насытить мой голод...

 Отправлено: 16.11.09 21:07. Заголовок: - Значит ли это, о м..

- Значит ли это, о мой султан, что госпоже следует предстать пред вами немедленно? - Мустафа поклонился Джему едва ли не ниже, чем попятившаяся к выходу прислуга.

Гнев шехзаде пугал его разве что в первые месяцы в Конье, прежде, чем он по-настоящему привязался к принцу и принял его в свое сердце наравне с самыми близкими людьми. Сын Искандер-аги всегда помнил свое место - на расстоянии вытянутой руки, "чтобы не путаться под ногами у подлинного величия, но дабы всегда вовремя подставить плечо", говаривал тот, кто некогда носил имя Иоанна Асеня.

Именно отец научил Мустафу главной жизненной премудрости - не так важно, что ты сказал, главное, какие слова ты сумел подобрать для этого. Проливай бальзам и стели лебяжий пух, если желаешь быть услышанным. Не уязвляй чужую гордость прямо и грубо, если только не ставишь своей целью нажить врага.

Джем-султан желал видеть монну Лючию и не желал этого признавать - разве не долг подданного предугадать желание повелителя и позаботиться о том, чтобы оно было удовлетворено?

 Отправлено: 16.11.09 21:46. Заголовок: Взгляд, который сын ..

Взгляд, который сын Мехмета Фатиха кинул на своего наперсника после вопроса, заданного столь невинным тоном, мог бы прожечь дыру у того во лбу,- но, на свое собственное счастье, насмешник почтительно поклонился. Было очевидно, чего именно добивается Мустафа, раз за разом вынуждая его давать ответ на один и тот же вопрос, словно пемзой и песком счищая с сердца друга ржавчину оскорбленного самолюбия. Странное дело! столько испытаний они прошли плечом-к-плечу, а этот старый рецепт действовал, и понимающий, чуть-чуть насмешливый взгляд Мустафы сейчас был для Джема, словно зеркало, в котором он видел свои изъяны и недуги.
Они оба знали, что шехзаде желает увидеться с женщиной, знали, сколь глубока его болезнь, и что исцеление принесет лишь омовение в горячем источнике ее лона. Так перед кем здесь стоило притворяться?
- Да,- ответил он, чувствуя, что кровь сейчас вот-вот брызнет с его щек, проступив сквозь кожу; тело, еще недавно стонавшее от боли, вдруг словно вспыхнуло ярким пламенем. Огонь этот одел его с ног до головы, сжигая все лишнее; казалось, что в нем сейчас переплавляется, отливаясь в новые формы вся его жизнь. Стыд, яростное негодование, смятение уходили, и наступило яркое, словно раскаленный металл, понимание того, что ему следует сделать.
Джем поднялся с постели, и, подойдя к Мустафе, глубоко заглянул в его усмехающиеся глаза. Пылающая рука легла на плечо секретаря и сжала его с равным чувством благодарности и нетерпения. Но почему-то вид этой обнаженной руки заставил мужчину смутиться.
- Я... я не могу увидеться с ней... сейчас. В таком... состоянии.

 Отправлено: 16.11.09 22:49. Заголовок: - Она будет взирать ..

- Она будет взирать глазами сердца, - Мустафа, в свою очередь, ободряюще коснулся плеча Джема, радуясь тому, что одна мысль о встрече с Лючией произвела на принца целительное действие. Хватит ли у нее мудрости сохранить хрупкое равновесие, которое было создано усилиями Мустафы в отношениях между этими двумя? Может быть, почти потеряв Джем-султана однажды, она сумела чему-то научиться...

- С вашего разрешения, мой господин, - отвесив еще один поклон, Мустафа отступил к двери, но прежде, чем выйти за Лючией, окинул комнату быстрым оценивающим взглядом. Коты привольно разлеглись на резном сундуке и благополучно дремали, вполне успокоенные насчет своей судьбы. Усилиями слуг спальня приобрела вполне приличный вид, если не считать перекошенного полога над кроватью, но он был оборван так удачно, что можно было без труда решить, будто так он и должен выглядеть по загадочным османским обычаям. В общем итоге, все было не так уж дико и запущенно, как четверть часа тому, и теперь сюда вполне можно было пригласить драгоценную гостью.

- Монна Лючия, - торжественно изрек Мустафа, снова кланяясь, но на этот раз уже даме, - прошу пожаловать.

 Отправлено: 17.11.09 03:01. Заголовок: Венецианка, не слишк..

Венецианка, не слишком уверенно чувствуя себя в непривычном наряде, старалась держаться в тени и не привлекать к себе лишнего внимания. Впрочем, на нее и так никто не смотрел – с появлением Мустафы в покоях принца началась деловитая суета.
Чем дольше она длилась, тем больше усиливалось беспокойство Лючии, зародившееся еще в палаццо Дженнаро. Мустафа исчез, предоставив ей терзаться догадками, сомнениями и домыслами, и терпение женщины понемногу иссякало.
Когда из дверей вынесли свернутый ковер, Лючия проводила его взглядом, с трудом сдерживая острое желание не дожидаться приглашения Мустафы для того, чтобы своими глазами увидеть происходящее в покоях Джема. Слишком хорошо подходил ковер для того, чтобы вынести в нем чье-нибудь бездыханное тело.
Если бы не жгучее чувство стыда – она выглядела сейчас хуже куртизанки, и отлично знала об этом, - Лючия, пожалуй, не стала бы медлить. Одно дело идти по улице, где горожане видели в ней юношу, может быть, неприлично смазливого, но юношу… И другое дело – в настолько непристойном виде войти к Джему, который точно знал, что она женщина.
Возможно, именно поэтому в ее взгляде, устремленном на Мустафу, таился оттенок откровенной неприязни.
…Секретарь принца беспокоился зря. Какой бы разгром не таился в покоях турка, Лючия не заметила бы его. С момента первого же шага, сделанного через порог, все ее внимание безраздельно принадлежало стоявшему у кровати человеку.
Время между ударами сердца тянулось невыносимо медленно.
На щеках Джема играл болезненный румянец, и должно быть, все было не так просто, как о том говорил Мустафа, но Джем стоял, и стоял сам, ни на что не опираясь.
Замерев у порога, не решаясь сделать еще хоть шаг, Лючия опустила глаза, отчаянно краснея и мучительно пытаясь найти выход из положения, хоть лучшим выходом было бы, пожалуй, провалиться сквозь каменный пол и не маячить здесь живой непристойностью.
От близости Джема сжималось сердце, но… Вдруг Мустафа все-таки солгал, преследуя свои, неведомые цели, и ее здесь на самом деле никто не хотел видеть?

 Отправлено: 17.11.09 12:35. Заголовок: ... Когда в дверь, п..

... Когда в дверь, приоткрытую мальчком-слугой, ворвался поток свежего воздуха, Джем почувствовал, что его колотит озноб. И отсутствие рубашки на мокрой от пота и воды коже было здесь не при чем. Он обхватил себя руками, чувствуя, что мурашки ледяными дорожками сбегают вниз по позвоночнику, не будучи в силах справиться с недомоганием.
- Разожги огонь,- выговорил он, когда зубы перестали выбивать дробь. Каждое мгновение отсутствия обещанной гостьи ледяной иглой впивалась в позвоночник, заставляя кусать губы. Мустафа солгал ему? Схитрил? Или, не дождавшись, его пробуждения, гордая женщина покинула замок Ангела, где ее ожидал столь недружелюбный прием?
Бежать за ней? Бросить в огонь этой непрошеной страсти все, что он ценил в себе, непонятное жителям Европы достоинство мужчины, свою царскую кровь?
Зубы шехзаде впились в стиснутый кулак; чувствуя, что не в силах больше стоять на ногах, он тяжело прислонился к витой колонке, поддерживающей полог кровати. Дрожь волнами пробегала по его телу; растерянность постепенно сменялась яростью, готовностью излить боль за обманутое доверие и свой гнев на первого, кто попадется под руку.
- Ты оглох?!
Черные от бешенства глаза султана впились в замершего у дверей мальчика. Джем сделал движение, намереваясь наказать дерзкого, посмевшего игнорировать его приказ - и застыл.

 Отправлено: 17.11.09 14:24. Заголовок: - Я слышу тебя, госп..

- Я слышу тебя, господин мой, - по губам венецианки скользнула нежная и немного насмешливая улыбка. Джем ее не узнал.
Маленькая шапочка-беретто упала на ковер.
Темные круги под глазами любовника, его пугающая бледность, расцвеченная алыми пятнами на щеках, требование тепла в покоях, где и без того не было холодно, - все это говорило о том, что принцу по-настоящему плохо и, о Господи, насколько же ему плохо, если он до сих пор стоит на ногах…
Если бы Джем лежал, развалившись на подушках, и изводил слуг капризными требованиями, что он умел прекрасно, Лючия испугалась бы намного меньше.
Она знала наверняка, что Джему не понравится ее появление здесь в таком виде, но сейчас это было уже неважно.
Мягко ступая по ковру, - а ведь его заменили перед тем, как впустить гостью, что наводило на нехорошие догадки о том, что здесь происходило ранее, - Лючия подошла к мужчине, чтобы заглянуть ему в глаза.

 Отправлено: 17.11.09 15:10. Заголовок: Когда говорят "ч..

Когда говорят "человек превратился в слух" - это, чаще всего, поэтическое преувеличение. Сколь ни было бы изощрено ухо - даже если оно принадлежит величайшему и утонченнейшему певцу, способному за много лиг расслышать слабое щебетанье жаворонка - оно не способно поглотить и заменить все остальные органы чувств.
Иное дело глаза. В момент, когда Аллах дарует нам сладкий миг созерцания драгоценного существа, с которым мы связаны кровью и плотью, к кому привязаны каждым жестом и каждым помыслом - этот огромный мир со всеми его радостями и печалями умещается в хрусталике глаза.
Не дыша, Джем смотрел на стоящую перед ним женщину, словно собирался навеки запечатлеть ее облик в своем взоре, чтобы впредь созерцать мир сквозь его призрачное сияние. Прочие его чувства молчали.

Кто поглядел в лицо ее, как бы лобзал глаза мои:
В очах моих отражено созвездие любимых глаз...*

... Он сам не понял, как они оказались друг перед другом; ошеломленный, безмолвный, мужчина смотрел на стоящую перед ним женщину, понимая только одно: все его радости и печали, победы и опасности, которым он подвергался - ничто перед этим мгновением. Разум, владыка вселенной, мог сколько угодно кричать о скоротечности сладкого недуга - но сердце, толкавшее кровь в его венах, глупое, мудрое сердце шептало, что такая минута выпадает нам только раз в жизни.
И подчиняясь этому тихому голосу, рука Джема медленно поднялась, словно прорастающий из-под ледяной корки подснежник, и осторожно коснулась лица гостьи.
Эта рука была теперь его языком, и слова ее обжигали, замирая на самых кончиках пальцев.
Словно не в силах поверить в реальность происходящего, шехзаде очертил овал нежного лица, сплелся с упавшими на висок черными локонами - а потом, трепеща, прикоснулся к уголку улыбавшихся губ.
- Ты пришла...
Он не поручился бы, произнес ли эти слова его язык или руки,- а, может, они вспыхнули на дне его сияющих глаз. Но кокон безмолвия был разрушен, и Джем слегка вздрогнул, возвращаясь в этот мир и понимая, что невозможное произошло.
Его ресницы упали, скрывая украденный образ. Отступив на шаг и слегка кланяясь, мужчина произнес негромко, почтительным голосом:
- Что привело сюда мою госпожу?


* Хафиз

 Отправлено: 18.11.09 00:14. Заголовок: - Страх, - нежная ул..

- Страх, - нежная улыбка, не сходившая с лица женщины, мало сочеталась с тем, что она говорила. Лючия протянула руку, лаская кончиками пальцев шрам на лице Джема, оставленный ее собственным кинжалом.
- Это очень страшно, - шепотом повторила она, и прохладная ладонь венецианки легла на лоб принца. – Когда за дверью слышны только чужие шаги… Можно часами вслушиваться в них, но они всегда чужие… Вино не утоляет жажды, от теплого ветра бросает в дрожь…
Лючия сделала шаг вперед, вдруг осознав, что даже такое незначительное расстояние между ними причиняет ей почти физическую боль.
- Прости меня, - негромко попросила она, опуская руки на плечи Джема и дотрагиваясь губами до его шеи. – Если бы я знала…
В голосе венецианки прозвучал мягкий укор, словно не она нынче днем готова была оскорбиться, что за ней послали слугу, да еще и заставили явиться в замок Ангела в мужской одежде.
Лючия не стала продолжать, - звук собственной речи казался ей неуместным. Какие еще нужны слова? Джем был здесь, она всем телом чувствовала его тепло, касалась губами бьющейся жилки на его шее, и не было ничего, что сравнилось бы с возможностью стоять рядом с ним.

 Отправлено: 18.11.09 07:36. Заголовок: "Твои ресницы ка..

"Твои ресницы как стрелы в моем сердце! Почему ты не позвала меня в темный час? Я лег бы поперек твоего порога, отгоняя тени и страхи!"
Как многие, познавшие тайное искусство сложенья стихов, Джем был скуп на слова. Берег ли он их, чтобы полней поразить своего читателя в очередной газели? Или надеялся, что люди научатся читать мысль, отраженную во взгляде? Ignorabimus.
Вот и сейчас он тоже молчал, верней, молчали искусанные, обветренные губы, с которых срывалось прерывистое дыхание.
Зато пели руки. Они опутали Лючию сетью неуловимых горячих ласк, словно чертя неведомую тугру, огненными письменами вещающую имя ее господина. Ладонями мужчина поднял к себе лицо своей возлюбленной, словно оно было влагой, зачерпнутой из потаенного родника, и принялся вглядываться в него, ища отражение разлуки и скорби, истомивших его в эти несколько дней.
Он не склонился к ее ногам, как сделал бы это человек Запада, воспитанный в убеждении, что женщина возведена на пьедестал - и, словно языческую богиню, низвергающий ее в пыль по приказанию фанатика с крестом на груди. Нет,- убежденный, что женщина сотворена Богом из ребра, чтоб быть служанкой и помощницей, сейчас он поднял ее к себе, уничтожая разделявшее их расстояние.
"Ждала ли ты? Страдала ли ты? Познала ли ты все глубины ада, как я в тот миг, когда мир вокруг не озарял более свет твоих глаз?"
Вопросы эти так и не были произнесены. Вместо них Джем подхватил женщину под локти, как куклу, и перенеся на постель, опустил ее среди подушек - столь осторожно, как будто она была сотворена из обсыпанной росой паутины. И тут его, казалось, обуяло сомнение: сильно рванув ворот ее одеяния, он пробежал пальцами по нежной коже, ища убедительного доказательства тому, что перед ним не мальчик, которому помутившийся рассудок придал чужой облик.
Когда его ладонь заключила в себя снежное полукружье ее груди, мужчина застонал.

 Отправлено: 18.11.09 22:12. Заголовок: Лючия, от природы го..

Лючия, от природы гордая и не лишенная надменности, никогда не могла объяснить себе, отчего любое прикосновение Джема заставляет ее терять дар речи. Грубое или нежное, случайное или преднамеренное, открытое всем или понятное только им двоим… Сначала замирало сердце, потом прерывалось дыхание, и мир не сразу обретал краски.
Когда-то венецианку это злило – кто дал право нагловатому иноверцу, пресыщенному, избалованному чужим вниманием, обрести над ней ту власть, от которой она не могла избавиться, даже находясь на большом расстоянии от принца, за стенами собственного дома?
Иногда ей казалось, что все кончилось, и она достаточно владеет собой, чтобы смотреть Джему в глаза… Но каждая новая встреча убеждала ее в обратном, - до тех пор, пока однажды ночью мужчина не появился в ее спальне и не разрешил ее сомнения с той самой властностью, которая была свойственна ему, должно быть, от самого рождения.
И сейчас, выгибаясь навстречу жадной ласке, Лючия впитывала охвативший Джема огонь, щедро делясь собственным пламенем, окончательно смиряясь с насмешкой судьбы, связавшей вместе таких гордых и таких ранимых людей.
Вздох-призрак, эхо сбившегося дыхания, шепот в оглушающем грохоте сердца – «Любовь моя…», тут же потерянный, заглушенный торопливым поцелуем, словно случайно выданный секрет, - было или не было, почудилось или вправду прозвучало под пологом?..
«Любовь моя», - до темноты в глазах, до крика, до сладкой боли, до изнеможения…
Любовь моя…

 Отправлено: 18.11.09 23:24. Заголовок: ... Джем упал на спи..

... Джем упал на спину, все еще пытаясь справиться с разрывающим грудь дыханием. Каждая клеточка его тела, казалась, обрела голос и кричала, соревнуясь с соседями в том, кто громче расскажет об испытанном наслаждении, подберет сравнение, распишет его всеми цветами радуги. Оглушенный, он едва мог пошевелиться, горячими пальцами ища прохладную руку, рожденный заново и готовый провалиться в небытие... снова, снова и снова.
Он чувствовал, как голова Лючии опустилась ему на плечо, но мог лишь улыбнуться в ответ, не в силах говорить, или оторвать взор от полога кровати, как если бы там начертаны были величайшие тайны мироздания. Но коснувшаяся его кожи быстро вздымающаяся грудь изменила ход его мыслей; шехзаде повернул голову, одновременно повторяя знаменитый жест Ходжи Насреддина, описанный через много лет одним неверным,- и ладонь его постигла та же счастливая участь.
Откроем читателю правду: что греха таить, грудь мадонны Лючии была для Джема тем "яблочком глаза", место которого в велеречивых стихах персидских поэтов обычно занимает родинка над насурмленной бровью или смеющимися устами любимой. Возможно, дело было в отсутствии у дамы этих самых родинок, но не исключено, что столь странное отклонение от порядка, принятого среди своих братьев, объяснялось какими-то иными причинами.
В другой день, возможно, это движение привело бы к возобновлению поединка,- но сейчас Джем был изможден после тяжелой ночи и во избежанье позора вынужден был отложить продолжение своих подвигов до более благоприятного часа.
И, чтобы приблизить его, требовалось прежде всего подкрепить свои силы.

Высвободившись из объятий женщины, он сел, озираясь, словно пытаясь понять, где находится; затем, кое-как приведя себя в порядок, пошатываясь, направился к сундуку, где хранилась одежда.
Не обращая внимания на дружное недовольство котов, которые по праву считали это место своим законным владением, шехзаде откинул резную крышку. Его руки извлекали на свет божий аккуратно разложенное платье, тут же подвергавшееся осмотру: то, что радовало глаз, складывалось на бортик, а неугодное просто отшвыривалось в сторону. Очень скоро ковер покрылся грудами разноцветной ткани, а сам Джем, запахнув на груди неизменный черный халат из тяжелого шелка, вернулся к постели, вывалив перед Лючией другую, не меньшую груду пестрых восточных уборов.
- Я голоден,- счел он нужным прокомментировать свое поведение, встряхивая волосами, снова выбившимися из-под повязки и беспрестанно падавшими ему на глаза.- Надеюсь, ты не откажешь мне в чести и разделишь трапезу с узником?

 Отправлено: 19.11.09 04:18. Заголовок: Лючия, свернувшись в..

Лючия, свернувшись в постели Джема в уютный клубок и обхватив руками подушку, с интересом наблюдала за тем, как он роется в сундуке. Уничтожив то, в чем она пришла сюда, принц оставил ее в буквальном смысле голышом, и ей не в чем было даже вернуться домой. Она точно помнила, что избавление от штанов-кальце, узких, типично мужских, ознаменовал жалобный треск ткани, так что надеяться на чудесное спасение хотя бы части ее наряда не приходилось.
Куча одежды, любезно доставленная Джемом на кровать, заставила Лючию выпустить подушку и заняться примеркой. В ее планы не входило мучить любовника голодом, а попытка промедлить с одеванием означала бы именно это.
Бросив короткий взгляд на мужчину, словно облитого темным шелком, венецианка вернулась к мукам выбора. Она смутно представляла себе турецкие гаремы, но сильно подозревала, что при таком количестве женщин в них, как о том говорилось в рассказах, обитательницам этих самых гаремов приходилось одеваться очень ярко, чтобы владелец цветника смог заметить каждую из них в такой толпе.
Придя к этому выводу, Лючия осторожно вытащила из кучи черную рубаху и черные же широкие штаны.
- Я не могу пренебречь твоим приглашением, - вскоре донеслось откуда-то из-под рубахи, в которой венецианка умудрилась благополучно запутаться, являя миру стройный живот, босые ноги в излишне свободных шароварах и какой-то невообразимый комок ткани на том месте, где должны были находиться руки и голова.

 Отправлено: 19.11.09 15:16. Заголовок: Принц отметил про се..

Принц отметил про себя, что Лючия никак не прореагировала на его фразу об узнике. Возможно, она просто не обратила внимание на смену караулов возле башни, или не слышала о том, что со вчерашней ночи хозяевами здесь стали французы. Может быть, женщина боялась причинить ему боль, напоминая о том, что с сегодняшнего дня возвращаются времена Лимузинского заточения?
Джем до сих пор содрогался, вспоминая грязно-серые камни стоящей на отшибе башни, узкие окна которой не пропускали света, а по бесконечным унылым полям в округе гулял ветер. После благодатного средиземноморья климат центральной Франции тогда едва не убил шехзаде, и только уход перепуганных монахов сохранил ему жизнь - и доход ордену Святого Иоанна.
Там же, в Лимузине, человек, полагавшийся на долг гостеприимства и христианского милосердия, впервые ощутил на себе разницу между словом чести у людей Запада и Востока: именно в замке с непроизносимым названием Bourganeuf он утратил большую часть своей свиты,- а за каждого оставшегося сражался отчаяннее, чем когда-то бросал войска в бой против превосходящей армии Баязида.
Именно там, во время лихорадки, терзавшей узника несколько месяцев, в его душе впервые проросли семена горечи и разочарования, давшие столь пышный расцвет. И если башня Ангела была усыпальницей Адриана, то знаменитая круглая башня Зизима - зловещее родство формы, напоминающее бесконечность и тщету всего земного - стала могилой для того Джема, который мечтал о триумфальном возвращении в родные пределы.

...Отогнав от себя это пугающее воспоминание - ибо злоключения во Франции так же начинались со смены стражи у его двери - шехзаде обратил свои мысли к сегодняшним делам, первым и самым волнующим из которых была полуобнаженная женщина, сидящая на его постели. Он и не подумал помочь Лючии, сражавшейся с рубашкой,- напротив, воспользовавшись тем, что непокорный кусок ткани не скрывал от его глаз и рук гибкое тело, Джем опустился на постель за спиной мадонны Фальеро, скользя пальцами по соблазнительным изгибам ее стана.
- Если бы мне, как Соломону, привели семьсот жен, и триста наложниц, и дев без числа,- процитировал он Священное писание,- то я бы отверг их всех ради счастья ласкать тебя каждую ночь на своем ложе. Но согласишься ли ты разделить хлеб и постель не со всесильным царем, но скорбящим узником?