Отправлено: 27.11.09 00:44. Заголовок: Жертвы во имя... искусства? ( 23 декабря 1494 года. Палаццо кардинала Риарио)

 Отправлено: 27.11.09 00:44. Заголовок: Близилось Рождество,..

Близилось Рождество, и как водится, те, чьи кошели были не пусты, пребывали в самом веселом настроении, несмотря на то, что на подступах к Риму располагались французские войска, и самые разные слухи и домыслы, бродившие среди людей. Впрочем, слухи ходили не только о войсках Карла VIII, ожидавшего, когда перед ним откроются врата Вечного города, но и о более мирных и любопытных вещах.
Предметом обсуждения художников и ваятелей, собравшихся, парой дней раньше, в трактире папаши Джованни была последняя находка, сделанная на раскопках в римских предместьях. Так вышло, что великолепную античную статую перевезли в палаццо кардинала Риарио, известного коллекционера античных изваяний, сразу, как только мраморная плоть мифического существа была очищена от земли. И все что осталось любопытным – это описания рабочих, и впечателния слуг кардинала.
Разумеется, через несколько дней, кто-то из художников и скульпторов, пользующихся расположением кардинала Риарио, сможет лично увидеть новую находку, и даже, возможно, зарисовать ее, но пока лишь распаленное спорами и обсуждениями воображение было единственным, что было у художников.
Себастьяно, слушая эти разговоры, заявил вдруг, со стуком поставив на стол опустевшую кружку, что может пробраться в палаццо кардинала, захватив с собой чернила и альбом, и сделать набросок со скульптуры.
Разумеется, дружный гогот был выражением общего мнения приятелей о затее Тинелли.
Нет, в том, что у самонадеянного юноши хватит дури забраться в палаццо кардинала, ребята не сомневались, сомневались в том, что удастся Себастьяно, страдавшему из-за излишней мягкости собственного стиля передать в мимолетном наброске не только стать и силу мужского торса и тела жеребца, но и грубовато-соразмерные черты лица кентавра.
Вот и какие они после этого друзья?
Одна фраза о том, чем чревата сама затея, остудила бы пыл юного художника, но вот насмешки и подзуживания, что, даже сделав набросок, Тинелли не рискнет показать его друзьям, подстегнули хмельной азарт художника.
- Смогу, - прозвучало с яростной убежденностью, - и сделаю! - с почти детской обидой непонятно на что, а после, то самое, чего говорить, по трезвому рассуждению и вовсе не следовало – Вот увидите!
И Тинелли, резко поднявшись, и гордо вздернув подбородок, направился к выходу из трактира стараясь идти ровно, с достоинством.
Ох, и благо бы, дойдя до своей квартирки, Себастьяно рухнул на кровать и, провалившись в сон, наутро попросту забыл об этом разговоре. Ну, смутился бы после, когда кто-нибудь из друзей напомнил ему о пьяной выходке.
Нет, святые по-своему любили этого несколько заносчивого юношу, и милостью Святой Вивианны похмелье, сопровождавшееся ломотой в висках и жуткой жаждой, оставило память ясной, и за все сказанные глупости Себастьяно было стыдно уже сейчас, и наедине с собой.

Промаявшись день в сомнениях, и размышлениях о том, что от насмешек друзей еще никто не умирал, а история эта забудется через пару дней, вечером Тинелли обнаружил себя в компании приятеля, прогуливающимся мимо стен, окружавших палаццо кардинала, и раздумывающем над тем, как за эти стены пробраться.
Решение было гениально простым, несколько наивным, но ведь художник и не помышлял ни о чем преступном, чтобы измышлять хитроумные ходы проникновения в сад кардинала. Сойдясь на мысли что достаточно помощника с крепкими руками, который сможет подсадить невысокого юношу, и после удержать перекинутую веревку, когда Тинелли вернется с готовым наброском, ребята выбрали место – дальний от самого дворца угол стены, и условились, что встретятся здесь перед рассветом.
Себастьяно, проснувшийся после полуночи, опередил приятеля, который запоздал – небо на востоке уже светлело, хотя и было затянуто облачной пеленой. В сумке, перекинутой через плечо художника, лежали листы бумаги, дощечка – для твердости, пара перьев, заложенных меж листами и веревка, а чернильница, как обычно, была прикреплена к поясу. На упреки времени не было совсем, и вот, художник, успев за пару мгновений искренне позавидовать силе, с которой приятель, почти подкинул его вверх, ухватился ладонями за край стены, и, подтянувшись, забрался наверх.
По другую сторону стены он спустился с той неловкостью, которая свойственна людям не привычным к такого рода преодолению преград: так же, вцепившись занемевшими от прикосновения к холодному камню, пальцами в край, и скользнув вниз, вытянувшись всем телом вдоль стены. Между ногами и землей оставалось чуть меньше метра, и, отпустив руки, художник довольно удачно приземлился. Удачно в том смысле, что приземление на согнутые ноги обошлось без лишних синяков и даже не наделало много шума.
Оставались сущие пустяки: отыскать в саду кардинала Риаорио новую статую.
Пустяки? Возможно, если восторженный взгляд не приковывается к гармоничным формам богинь, облаченных в столы, складки которых столь мастерски выполнены, что кажется, вот обернется дева, застывшая так, словно услышала чей-то окрик за своей спиной, и соскользнет по руке присобранная ткань, открывая гладкую округлость плеча.
Тинелли потерял чувство времени, ушло куда-то ощущение опасности и понимание, что присутствие его в чужом саду – преступление. Рассветные сумерки стали совсем зыбкими, а со стороны Тибра просочился вдоль земли белесый зимний туман, пробирающий до костей. Пришел в себя юноша только увидев наконец-то того, ради которого и отважился на эту авантюру.
Кентавр, похоже, был частью какой-то композиции. Во всяком случае, копыта его передних ног, поднятых в воздух, тогда как сам кентавр запечатлен был поднимающимся, и длинный хвост его словно нацелены были на кого-то, а сам кентавр вид имел яростный, но в отсутствии второго участника сцены, казалось, что гнев этого существа адресован зрителю. Себастьяну подумалось, что вот так мог выглядеть раненный Хирон, и невольно взгляд художника пробежался по рельефному торсу скульптуры, выискивая рану от стрелы. Раны не было.
Но время шло, и надо было сделать то, ради чего юноша оказался здесь – тот самый набросок, обещанный друзьям, как доказательство…
Вот только что и кому собирался доказывать юноша, уже потеряло смысл.
Торопливо достав перья, бумагу и дощечку, на которой двумя тонкими бечевками, фиксировался лист, Тинелли открыл чернильницу, и, окунув перо в горлышко бронзовой чернильницы, уверенно стал набрасывать основные формы скульптуры.
Ему хотелось отметить четче и тени рельефа мышц, и прорисовать кучерявую бороду, но времени на детальную прорисовку не было, а потому не было его и на сомнения и прихотливую плавность линий. Штрихи ложились четко и быстро, линии пересекали друг друга, короткими отрезками вылепляя прогиб лошадиной спины.
«Сколько же у Кентавра может быть позвонков?» - подумал художник, когда перо, царапнуло бумагу, и нужно было снова обмакнуть его кончик в чернильницу. Но раздумывать над анатомией кентавров времени не было. Юноша торопливыми штрихами наметил тени под сведенными к переносице бровями, и сильной уверенной линией подчеркнул форму носа. Работа была почти закончена.
И тут, глянув на лист, Себастьян заметил, что перескочив на прорисовку торса, совсем забыл про передние ноги.
«хотя бы намечу расположение их, и все… надо уходить» - решил художник, забывший в эти мгновения и о холоде и об опасности.

 Отправлено: 27.11.09 06:32. Заголовок: - Ууу, ну до чего же..

- Ууу, ну до чего же холодно, - Антонио потер друг о друга озябшие ладони, вжал голову в плечи. Сегодня ночью, не слишком усердно охраняя кардинальский сад, он опять проигрался. Шельмовал Филиппо, как есть шельмовал.
- А что ты хотел? Утро. Пока солнце не встанет, будет кости сырость жрать. Кхе-кхе, - ухмыльнулся Филиппо, кашляя в локоть.
- Как думаешь, ему холодно? – Антонио облокотился на одну из колонн, разглядывая видневшуюся издалека фигуру бронзового изваяния, недавно привезенного в палаццо. Красавца кентавра установили так, чтобы его было видно практически из любой точки сада, наилучший же вид открывался со ступеней мраморной ротонды, где коротали ночной дозор двое нерадивых охранников.
- Был бы живой, замерз бы, - вздохнул Филиппо.
- Был бы живой, он отсюда давно бы ускакал. Эх, а вино-то и кончилось. Ни капельки не осталось, - Антонио с тоской во взоре перевернул пустой глиняный кувшин.
- Ну что, Антонио, с тебя пять дукатов, - Филиппо погасил масляный светильник, аккуратно поставил его на ступеньку.
- А повременить? – с надеждой спросил Антонио.
- Я уже вон сколько временю, все тебе прощаю. А ты проигрываешь и проигрываешь. Рождество, - мотнул головой Филиппо. – Если бы с Рождеством можно было повременить, так я бы повременил.
- Крохобор, - почти с любовью протянул Антонио. Пойдем, обойдем разок, для успокоения души.
- Да, для совести надо, - согласился Филиппо и, наклоняясь вправо, потом влево, разогревая затекшие бока, пошел вперед по садовой дорожке, мощеной светлым камнем с прожилками.
Позвякивала перевязь. Под ногами хрустели сухие веточки. Утро было серым, словно осыпанным пеплом. Над садом, как газовое покрывало, стелился туман. Антонио зевнул, выпуская изо рта облачко пара. Пройдя несколько шагов, он резко свернул влево, к кентавру – справить естественную нужду на куст.
- Если бы, да если бы, - ворчал, возясь с гульфиком.
Он был уже немолод, прошлой весной минуло тридцать семь. Все ближе к старости. И что он скажет Джованне. Было стыдно. Не так чтобы смертельно, но все же – неприятно, ворочалось в груди под рубахой сердце. Уткнув руки в бока, будет смотреть кареглазая Джованна, у которой волосы золото с серебром, с молчаливым укором. И он будет молчать, вперив глаза в пол. Что поделать, если родился мотом.
- Эх… - сам себя жалея, вздохнул Антонио, окропляя влагой куст.
Собираясь было уходить, он поглядел на небо, потом впереди себя, как капитан, всматривающийся в волны неспокойного моря. От выпитого вина немного штормило.
- Эх… - опять вздохнул Антонио. А потом лицо его переменилось, потому что вначале он заметил неясное движение, а следом и темно-каштановую макушку, виднеющуюся из-за кустов.
Вор - подумал Антонио. И как хорошо засел, как клоп среди листьев.
- Эй! – он сорвался в миг. Следом подхватился находившийся неподалеку Филиппо.
Тот осклабился, как гончий пес, только что язык не высунул.
- Держи его! – рявкнул почти радостно, на ходу перепрыгивая с одной клумбы на другую.

 Отправлено: 27.11.09 07:20. Заголовок: Озябшие пальцы, сжим..

Озябшие пальцы, сжимавшие перо занемели, и излом ноги вышел несколько неестественным – опусти лошадь ногу из того положения, как нарисовал художник, проведя одну неверную линию - споткнется непременно. Но исправить Тинелли не успел.
Резкий окрик справа заставил юношу вздрогнуть. Он чудом не выронил дощечку и бумагу. Нет, конечно, обдумывая эту затею, он понимал, что исполнять задуманное надо быстро и тихо, но как-то мысль о том, что его, именно его могут застать охранники была далеко не такой яркой, как предвкушение эффектно поданного рассказа о том, как именно Тинелли сумел сделать этот рисунок.
Сорвавшись с места, прижимая к груди рисунок и не думая о том, что непросохшие чернила оставят пятна на темно-бордовой ткани дуплета, юноша бросился в сторону стены, и, свернув в ближайшую аллею, вдруг понял, что не знает даже, куда бежать. Увлеченный рассматриванием сада, он и не думал обращать внимание, куда и в какую сторону сворачивал, разыскивая красавца-кентавра. И если сначала ноги несли беглеца легко, и ему казалось, что он успеет скрыться от охранников, то сейчас Себастьяно заметался в глупой панике, которая только усиливалась с приближением тяжелых шагов и шумного дыхания за спиной.
Бежать было глупо, безнадежно глупо. Себастьяно лишь мысленно попросил заступничества у святого Луки, покровителя художников. Ведь святому было ведомо, что ничего преступного художник в мыслях не держал, и должен, непременно должен был святой заступиться за юного маэстро.
Вера, порой спящая в спокойные моменты жизни, в ситуациях опасных и безнадежных становится, порой, на редкость искренней.
Себастьяно, запыхавшийся довольно быстро, резко остановился и обернулся лицом к преследователям, стиснув руками доску, словно щит, защищавший лист с наброском.
«Если бить будут, то пусть хоть руки не переломают, - остро резануло сознание довольно оптимистичное пожелание удачи самому себе, - и лучше отделаться побоями, чем в тюрьму»…
В карих глазах, уставившихся на преследователей, застыли бессильное отчаяние и яростное желание спасти то, что незадачливый воришка успел обрести, пока находился подле кентавра.

 Отправлено: 27.11.09 17:09. Заголовок: Нет, руки ломать Ант..

Нет, руки ломать Антонио и Филиппо не собирались. Загнав парня к стене, остановились. И даже оружия не достали. Переглянулись только. И дураку понятно, что стоявший перед ними вором или злоумышленником не был. У ворья другие лица. А этот лопатками к стене прижался, тискает у груди дощечку с бумагой. Глаза большие, взгляд ошалелый.
- Тьфу ты, - с чувством сплюнул Филиппо.
- Принес черт в такую рань, - отозвался Антонио.
И почти в унисон выдохнули. Перед тем, как вдруг обеспокоиться о том, что парень в саду был уже довольно давно. Пока они пили, да при свете фонаря играли в кости…
Проворонили. Оба думали об одном и том же. Коли отпустить – никто не узнает, а потом, если узнает, а узнает наверняка, не сносить головы. А если отволочь к хозяину сейчас, то может быть еще и выгорит. Узнает сейчас или узнает потом его преосвященство – веселое будет Рождество. Охранники вновь переглянулись друг с другом. Делать нечего, нужно нарушителя хозяину показать. Пусть он решает, что делать.
Филиппо долгов в пять дукатов накануне Рождества не прощал, но покрыть промашку Антонио был всегда готов, как Антонио был готов помочь Филиппо. Поежившись и недовольно кряхтя, Антонио захватил парня под локоть. С другой стороны пристроился Филиппо. Так с дощечкой и поволокли:
- Пойдем к хозяину, голубчик. И лучше бы тебе не упираться.
Ранним утром кардинал Риарио, как обычно, принимал ванну. Ничего не подозревая о находке двух нерадивых охранников, мужчина, сидя в теплой воде, пытался проснуться. Мысли текли лениво и вяло. Ему никак не удавалось сосредоточиться. В кануне Рождества для Риарио не было ничего праздничного, ибо в празднике он видел скорее обязанность, нежели удовольствие.
- Доброе утро, Ваше преосвященство! - когда на пороге кардинальской купальни появилась эта странная троица, Рафаэле проснулся мигом. Зевнув, он потер ладонями глаза и негромко спросил:
- Э… это что?

 Отправлено: 27.11.09 19:45. Заголовок: Охранники не наброси..

Охранники не набросились на юношу тут же, чтобы выбить тумаками и пинками из раннего гостя все желание когда-либо еще лазить через заборы чужих палаццо, и вышвырнуть после за ворота. Остановившись и оценив степень важности добычи, мужчины, судя по их поведению, не сговариваясь, пришли к одному решению, и даже не стали отнимать рисунок, а просто ловко подхватили юношу под руки и потащили в сторону дворца. Ростом оба были выше Тинелли, и Себастиано не мог даже достойно идти - носки пулен цеплялись за землю, а двое здоровых мужчин легко волокли паренька, прямиком в палаццо.
И если минуту назад Тинелли мечтал только о том, чтобы остались целы руки и пальцы, чтобы и впредь держать кисть и перо, то теперь полагал, что отправят его из палаццо Кардинала Риарио прямиком в тюрьму. Ступени крыльца, просторная гостиная, коридоры – все промелькнуло перед глазами художника пестрым полотном, на невнятные вопросы, куда его ведут, охранники отвечать не стали. Из-за последней на этом пути двери, открытой одним из молодчиков, вырвалось легкое влажное облако ароматного пара, и не успел Тинелли сообразить, куда его привели, перед ним открылась изысканно расписанная купальня с огромной ванной, в которой возлежал довольно молодой мужчина. Приятное лицо его в первые мгновения еще лениво-расслабленное, с появлением троицы, стало сосредоточенным. Себастьяно перехватил взгляд светло-карих глаз, и только услышав вопрос, сообразил, что человек, чей утренний туалет прервали таким грубым образом, мог быть только владельцем этого роскошного палаццо – кардиналом Риарио, а приветствие охранника, обратившегося к принимающему ванну, мужчине, согласно сану, подтвердило это предположение,
Себастьяно, привыкший видеть священников лишь в церковном или литургическом облачении, соответствующем сану, кардиналов – непременно в алой мантии и с головой покрытой шапочкой - дзукеттой, либо галеро, замешкался.
- Всего лишь скромный художник, Ваше Преосвященство, - выдохнул он тихо, - плененный глупой мечтой и ставший заложником неосторожно данного слова.
В купальне было тепло и влажно, и на холодном лбу и щеках художника, пар осел мелкими каплями, которые легко было принять за испарину, порой сопровождающую чувство страха, и которые юноше сейчас нестерпимо хотелось стереть рукавом.
Вот только руки были зажаты слугами кардинала. Да все еще прижимал художник к груди дощечку, скрывавшую лист с наброском.
А Святой Лука, получил мысленный упрек в том, что не такой помощи хотел художник - во всяком случае, точно не ожидал, что его персона удостоится сомнительной (в данных обстоятельствах) чести предстать перед светлыми очами кардинала Риарио.
И пока охранники не назвали его вором, и не приписали того, чего Себастьяно не брал и не видел, юноша поспешно добавил:
- Если Ваше Преосвященство изволит выслушать, я объясню…
А вспомнив, что в смятении и страхе, забыл даже о такой элементарной вещи, как приветствие, смутился совершенно, и опустил взгляд к мраморному полу, словно среди едва заметных голубоватых прожилок можно было прочесть подсказки о том, что стоило бы сказать кардиналу в этот момент, и какие подобрать слова, чтобы не навлечь на свою взлохмаченную, после утренней пробежки, голову еще большие неприятности.

 Отправлено: 27.11.09 20:24. Заголовок: «Только этого и не х..

«Только этого и не хватало с утра пораньше», - подумал Риарио. Кардинал молчал, несколько мгновений разглядывая стоявшего перед ним молодого человека, щуря ореховые глаза. Находившаяся в комнате прислуга с интересом глядела на приведенного охранниками молодого человека. Мальчик, сидевший в изголовье ванной кардинала, в чьих обязанностях было держать книгу, переворачивать страницы или читать, закрыл переплет, аккуратно положил на колени, накрыл ладонями.
Лицо Риарио то хмурилось, то вновь светлело.
Стоявший перед ним обладал приятной внешностью и ни коим образом не походил на мошенника или вора. Впрочем, бывают и «благородные» воры, но это совсем иной случай. Рафаэле вздохнул, устраиваясь в ванной поудобнее. Дощечка в руках парня говорила гораздо красноречивее любых слов. Цирюльник, готовый было выбривать на макушке кардинала маленькую тонзуру, отошел назад.
- Ваше преосвященство, изловили в саду, - сообщил Антонио.
- У кентавра Вашего ошивался, - уточнил Филиппо.
Все происходившее выглядело фантасмагорично. Мягкую утреннюю полудрему как рукой сняло, не оставив даже намека на приятную негу.
Неужели этому не должно было случиться когда-нибудь потом, не сегодня или никогда? Рафаэле подавил острое желание послать всех троих вон, прогнать к чертовой матери. Стояло ранее утро, он только проснулся и начал собираться с мыслями, как двое недоумков вздумали привести третьего. Третий стоял, смотрел в пол и намеревался что-то объяснить.
Вечно все невпопад. Скорбное выражение промелькнуло на лице кардинала, ладонью он зачерпнул из ванной воды и ополоснул лицо.
Как известно, гневливость – грех. И уж если молодой человек действительно может объяснить причину блажи, по которой забрался в чужой сад, он обязан его выслушать, чтобы в дальнейшем не допустить несправедливости.
Кое-как справившись с недовольством, кардинал чуть приподнялся на локтях, опираясь на бортики ванны. Взглянув на охрану с некоторым пренебрежением, Риарио нарочито мягко произнес:
- Любезные серы Филиппо и Антонио, вас я тоже хотел бы спросить о том, как этот человек здесь оказался.
Его преосвященство попытался улыбнуться «всего лишь скромному художнику», однако улыбка вышла скорее скептической:
- Объясняйтесь, коль на то способны. Но для начала назовите себя.

 Отправлено: 27.11.09 21:53. Заголовок: Себастьяно вздохнул,..

Себастьяно вздохнул, мысленно благодаря кардинала за полученную возможность высказаться, и так и не вычитав в вязи синеватых венок, мрамора ничего вразумительного, поднял на мужчину взгляд.
Любопытство художника существовало само по себе, и мало интересовалось чувствами и эмоциями Тинелли, и едва отступила угроза расправы, как оно первым, из всех чувств очнулось и высветлило взгляд юноши искренним интересом к обстановке купальни и людям, окружавшим кардинала.
- Зовут меня Себастьяно Тинелли, ваше Преосвященство, - ответил он кротко, если конечно кротости не противоречит жадное любопытство в блестящих глазах, задержавшихся на кисте руки, оставшейся на краю ванны, когда кардинал сел.
Руки у мужчины были изящными, ухоженными, почти женскими, но вспомнилось художнику, как наставник, рассказывая о том, как в мимике лица, и позе изображаемого на полотне человека, можно предать не только внешность, но характер. Небольшие руки мужчины говорили о том, что человек мыслит широко, стратегически, тогда как у искусных ювелиров, скульпторов, и вообще людей скрупулезных, и большое внимание уделяющих мелочам – ладони обычно широкие, а пальцы грубые, и ловкость их порой кажется неожиданной.
Переведя взгляд на лицо кардинала, юноша чуть смущенно улыбнулся в ответ на движение губ хозяина палаццо, изгиб которых выражал скепсис или иронию, но кардинал имел более, чем достаточно поводов для недовольства. "Так что главное, - решил Себастьяно, - не рассердить этого человека еще больше".
- Я понимаю, что Ваши слуги исполняют свой долг, но если возможно, не могли бы Вы велеть им отпустить мои руки, - попросил он чуть жалобно, - я никуда ведь не денусь.
Но решать, удостоить ли вниманием просьбу или оставить все как есть, разумеется оставалось за хозяином дома.
Самому же Себастьяно не оставалось ничего иного, как пуститься в объяснения.
- Как сказали ваши бдительные слуги, - начал он, - мое присутствие в вашем саду связано с кентавром, слухи о великолепии которого, столь сильно взбудоражили мое воображение, что я неосмотрительно в присутствии друзей сказал, что непременно увижу эту скульптуру.
Переведя дыхание, художник раздумывал с четверть минуты, подбирая слова, стараясь унять волнение и говорить спокойно, с достоинством. Хотя, разумеется, самообладания ему не хватало, чтобы в такой ситуации держаться с невозмутимостью каменного изваяния, которому безразлично, что нагота его открыта человеческим взорам.
- Если бы я не пообещал, прилюдно, что увижу сам эту скульптуру, то внял бы голосу разума, поверьте, и быть может, остаток жизни терзался бы мыслями о собственной трусости и завидовал бы тому, кому дозволили бы Вы зарисовать столь великолепную статую.
Голос, звучавший почти ровно и уверенно, неожиданно дрогнул, и уже сложившиеся слова о чести, ради которой он отважился на проникновение в сад кардинала, и высокопарная виньетка комплимента, посвященного справедливости и великодушию кардинала Риарио, известным всему Риму, так и остались неозвученными.
- Я могу только надеяться, на Ваше прощение, Ваше Преосвященство, - едва слышно добавил Тинелли, в этот момент чувствуя себя нашкодившим мальчишкой, которого однажды застал учитель за глупой шалостью – срезанием шнурков, которыми удерживались шоссы с одежды спящего подмастерья. Тогда причиной выходки была озорная месть и желание посмеяться над пареньком, намедни испортившем непросеянным песком грунтовку, приготовленную Себастьяно.
И вовсе не раскаяние за нынешнее преступление а воспоминание о том детском стыде, вылилось в том, что юноша на мгновение вспыхнул, и замолчал, глядя на кардинала, но не в глаза, а держа взгляд чуть ниже – на уровне подбородка.

 Отправлено: 28.11.09 03:52. Заголовок: - Отпустите его, - в..

- Отпустите его, - вздохнул Рафаэле, до этого внимательно слушавший художника и о чем-то раздумывающий.
Охранники повиновались, отдернули руки так быстро, словно бы обожглись. Теперь стояли мялись. Цирюльнику тем временем было разрешено заняться маленькой и аккуратной тонзурой кардинала, который не хотел расставаться с густыми и пышными кудрями.
- Я виноват, Ваше преосвященство, - принялся объяснять Филиппо, как только художник закончил свою речь. – Прикорнул на рассвете.
- Да, знатно ты храпел, - подтвердил Антонио. – Клянусь ранами Господними, Ваше преосвященство, злоумышленника этого я не заметил, ибо близорук. Моя вина.
- А не слышал он ничего, потому что я храпел. Храплю я обычно громко. Жена моя жалуется, что до самого утра уснуть не может, - мотнул головой Филиппо. - Так что виноват не он, а я.
- Самый глубокий сон, как известно на рассвете, Ваше преосвященство. Я его в бок толкнул, один раз, другой, а он знай себе храпит и храпит. Я покричал, потопал, а он все равно храпит… Моя вина, не хватило сил, не смог добудиться.
- Хватит, - оборвал обоих Рафаэле, уже еле сдерживающий смех. Саркастическая улыбка сменилась добродушной.
- Ступайте. Ночь была холодной. Грейтесь не тайком, а открыто, но без вина.
Охранники переглянулись. Сегодня то ли смилостивился Господь, то ли на кардинала снизошла благодать, никак иначе. На самом же деле заступничество Филиппо за Антонио, а Антонио за Филиппо, выглядело столь трогательным, что Риарио не решился их понукать. Кланяясь, благодаря Господа и кардинала Филиппо и Антонио поспешили прочь из кардинальской купальни пока тот не передумал и не изменил своего решения на прямо противоположное. Такое тоже случалось.
- А он хорош, не правда ли? – не без гордости спросил Рафаэле о кентавре, хотя вопрос этот прозвучал скорее как утверждение. - И дернул же Вас черт лезть через забор, - Риарио покачал головой. – Впрочем, я понимаю. Будь я на Вашем месте, тоже полез бы, но вначале, пожалуй, попробовал все законные способы. Ведь можно было просто попросить… - мужчина опустил руку, провел ладонью по воде. Потом поднялся. Мокрая рубашка облепила тело. Кардинал выбрался из ванной и скрылся за натянутой двумя слугами простыней, чтобы сменить белье и облачится в сухую, чистую одежду. На ходу надевая домашние туфли, он подошел к молодому человеку и протянул руку:
- Ну дайте-ка посмотреть, что там у Вас получилось, - в карих глазах читалось неподдельное, почти юношеское любопытство. И к человеку, который рисковал тайком пробираясь в чужой сад, и к делам рук его.

 Отправлено: 28.11.09 10:54. Заголовок: Слуги кардинала стол..

Слуги кардинала столь быстро исполнили приказ, что Себастьяно, почти висевший на руках мужчин, едва не рухнул на пол, когда центр тяжести тела внезапно сместился - шагнул вперед, чуть качнувшись, и перехватив дощечку и лист пальцами правой руки. Выпрямившись, повел плечами, натянутые мышцы которых теперь расслабились и ноющее ощущение в, начавших было затекать, руках быстро прошло.
Выдохнув короткое: "Благодарю", - художник, наконец, отер краем рукава капельки влаги со лба.
Когда же Филиппо и Антонио пустились в свои объяснения, Себастиано, воображение которого было живым, мгновенно представил себе всю описываемую ребятами картину, и тихонько прыснул в кулак, вовремя остановив смешок и легонько откашлявшись. Но руку от губ отнял лишь тогда, когда предательская улыбка перестала растягивать губы, и можно было надеяться, что выглядит художник раскаивающимся и смущенным – как и положено в данной ситуации.
Но Тинелли был художником а не актером. И если кисти его было свойственно лукавство а самому художнику - желание слегка приукрасить действительность, то мимике и взгляду – лишь искренность, наивная, порой, но этот порок, столь свойственный юности, сам излечивается с годами, благодаря разочарованиям и неудачам.
- Кентавр великолепен, - признался Себастьяно, - слова тех, кто видел изваяние на раскопках, могли передать лишь восхищение зрителей, но никак не красоту скульптуры. Но он обрел достойных соседей в Вашем саду, - пауза была не длиннее долгого выдоха и вдоха, - Простите за любопытство, Ваше Преосвященство, но… - Себастьяно мысленно посоветовал себе заткнуться, чтобы неосторожным вопросом не разгневать кардинала, но слова уже слетали с губ, - мне показалось, что скульптура – часть композиции, изображающей какой-то сюжет. Можно ли ожидать, что слуги Ваши отыщут и другую скульптуру?
Тинелли мысленно видел несколько вариантов композиции, центром которой мог быть кентавр: и кроме мотива кентавромахии, вполне возможного для античной скульптурной группы, воображение художника рисовало и две другие сцены. Но представлял художник, разумеется, картину, а не скульптуру, и внутренним взором видел, помимо основных фигур и многие другие детали и второстепенных персонажей, которые могли бы дополнить композицию. Тогда как скульптор и в самом деле мог отлить всего лишь одну скульптуру, но столь талантливо, что воображение зрителей дорисовывало и антураж и сюжет, в котором мог участвовать кентавр.
- Просто попросить? – уточнил он, и, склонив голову к плечу, задумчиво, не без едва заметного лукавства в голосе, уточнил, - Можно ли полагать, что Ваши слова означают, что Вы бы удовлетворили просьбу простого художника, еще не сделавшего себе имени в Риме, достойного и известного, чтобы позволить себе смелость беспокоить Ваше преосвященство подобными просьбами?
Когда же цирюльник закончил свою работу, а кардинал Риарио покинул огромную ванну, и переоделся за полотном, а после подошел к Тинелли, изъявив вполне резонное желание, Себастьяно молча протянул мужчине дощечку, к которой прижимали лист два отреза бечевки.
Местами непросохшие чернила последних штрихов наброска смазались серыми пятнами вокруг четких линий. Набросок был вполне обычным – такой мог сделать и ученик, еще не покинувший своего маэстро, и именитый мастер, затратив едва ли минут десять. И заметно было, что рисовавший очень спешил, как если бы рисовал не статичную скульптуру, а постоянно двигающегося ребенка, или занимающегося своей работой человека, схватывая основные линии и лишь намечая – для более поздней проработки - второстепенные штрихи, едва обозначая тени и рельеф тела.

 Отправлено: 28.11.09 21:28. Заголовок: - Не Вы один задаете..

- Не Вы один задаетесь этим вопросом, - вздохнул Рафаэле. – Но пока на месте раскопок ничего более обнаружено не было. Может статься и так, что предполагаемая Вами скульптурная группа не была завершена по какой-либо причине. И это видится мне весьма интересным… Что там могло быть? Почему этого нет? - Риарио говорил с молодым человеком спокойно и доброжелательно, как с единомышленником. Казус с проникновением того в сад под покровом предрассветных сумерек более не волновал кардинала, поскольку причины такого странного поведения он доподлинно выяснил.
На вопрос, заданный Себастьяно, Рафаэле поднял удивленный взгляд, и удивление это было искренним:
- Отчего нет? – мужчина улыбнулся. – Эта находка, конечно же, принадлежит мне, но не было бы ровным счетом никакого смысла уподобляться стяжателю красивых вещей и запрещать смотреть на нее. Ее, разумеется, следует оберегать, но запрещать видеть тому, кто хочет видеть, я не могу. Иначе, зачем ваятель создавал это великолепие? – он смотрел в глаза художника, будто надеялся найти там понимание. – Если бы Вы передали моему секретарю просьбу о дозволении, я бы непременно удовлетворил ее.
Он взглянул на набросок в руках художника. Обежал линии внимательным, цепким взглядом, заметив пятно, покачал головой. Пятно портило чистоту наброска.
- Что Вы скажете, если я предложу Вам возможность неспеша, никого не опасаясь, сделать эту работу так, как Вы того хотели, чтобы затем предоставить ее в соответствии с данным Вами обещанием? – кардинал заложил руки за спину, склонил голову набок, с лукавым прищуром глядя на молодого человека.
– Ведь обещанное должно быть исполнено, и это очень важно, надо полагать. Я не имею права помешать Вам сдержать данное слово.

 Отправлено: 29.11.09 13:03. Заголовок: Тон голоса кардинала..

Тон голоса кардинала не таил в себе ни желчи, ни злости, ни сарказма. Себастьяно, слушая мужчину, даже растерялся немного. Его Преосвященство словно забыл предысторию появления художника в купальне, и беседу вел ровно и доброжелательно, словно в палаццо Тинелли попал, если и не по приглашению самого Риарио, то путем совершенно законным.
- Могла быть классическая сцена из кентавромахии, - предположил Себастьяно, - Быть может, Ваша скульптура – это воссозданный Хирон, или Фол, а может быть мастер, отливший статую, задумал другое, - отозвался юноша, осторожно.
Когда же кардинал обрисовал возможность получения доступа в сад, и все стало так просто и понятно, Себастьяно стало действительно не по себе. Дверь была открыта, но он даже не постучал, ибо не допускал мысли, что все может быть так легко.
- Вы щедры, Ваше преосвященство и великодушны, - все, что сумел сказать художник, пока справился с чувством неловкости.
Своего впечатления от наброска, Риарио никак не выразил, но сделанное предложение было действительно роскошным. Темные карие глаза с легким недоверием остановились на лице аристократа, но разве что едва заметные лукавые складочки, наметившиеся у внешних уголков глаз, могли вызвать подозрение, что за словами Кардинала таится что-то иное. Осторожно опустив руку с наброском, юноша тихо выдохнул:
- Что я могу сказать, Ваше преосвященство? Только благодарить Вас за милость и великодушие.
В голове никак не укладывалось, что вот так, в один момент, все может решиться столь благоприятным образом. Тинелли полагал бы за благо отделаться побоями или поркой за подобную выходку, но случившееся можно было считать лишь чудом.
Благосклонностью святого Луки, которому художник частенько забывал молиться, или решением земного, пусть и облеченного саном человека?
- Если я смогу быть чем-то полезен Вам, Ваше Преосвященство, то буду рад оказать Вам любую услугу, которую смогу.
Что еще мог предложить скромный молодой художник человеку, у которого в этом мире было Все?
Себастьяно не решился уточнять, сможет ли уже сегодня сделать новый рисунок, или сейчас ему надлежит уйти, и появиться тихо, в более удобное время – это мог решить только хозяин палаццо. А лишние слова или вопросы могли в один миг изменить столь неожиданное расположение кардинала.

 Отправлено: 29.11.09 18:56. Заголовок: Если бы на спине кен..

Если бы на спине кентавра предполагалась ноша, его поза была совершенно другой. Иначе выглядел бы получеловек полуконь и в случае борьбы с пытавшимся оседлать его. Если суждено будет найти хотя бы еще одну часть скульптурной группы, гадать не придется.
Но почему-то Риарио был уверен, что кентавр одинок.
- Если Вам так интересна его судьба и моим рабочим все же удастся обнаружить что-либо любопытное, думаю, Вы узнаете о том непременно, - положив руку на плечо Себастьяно, мягко и почти невесомо Рафаэле увлек его за собой. Пройдя немного, они спустились по широкой мраморной лестнице. Внутренняя отделка палаццо не производила впечатления пестрой роскоши, напротив, здесь царил порядок формы, цвета, фактуры. Красота радовала глаз, но не кричала. Перед глазами предстал залитый бледным утренним светом, убранный в светлых молочных, палевых тонах, зал. Сводчатые потолки поддерживались античными колоннами. Высокие окна выходили в сад. По обе стороны были расставлены мраморные изваяния. Свет восходящего солнца окрашивал мрамор в розоватый тон, заставляя оживать и играть безупречно белый. Отделка стен и потолка не была аляповатой и не отвлекала взор от созерцания прелестных форм и всех оттенков белого. Некоторые изваяния, благодаря особой обработке камня казались живыми, как будто это был не мрамор, а кожа, и она сохраняла тепло, дышала. Прохлада зимнего утра. Тепло древнего камня.
Рафаэле любил роскошь, но не кичился ею.
Хозяин палаццо на несколько мгновений остановился на последней ступеньке лестницы. Не упустил возможности полюбоваться утренним светом, после все так же уверенно устремился дальше. Риарио ступал почти бесшумно, нарочито неспешно. Только шуршала тяжелая, богато расшитая ткань длиннополых, отороченных мехами свободных домашних одежд.
- Думаю, Вам еще представится случай отблагодарить и меня, и Господа, - кардинал сложил руки лодочкой, глядя на художника.
Лицо его не покидала мягкая, чуть лукавая улыбка, которая бывает у человека, пристально изучающего людей и окружающий мир. Несомненно, Тинелли был любопытен ему. Отчасти из-за проявленной отчаянности, отчасти потому что в деле оправдания выбрал искренность.
А искренность, как известно, хорошее оружие, тем более, если в ней есть толика расчета.
– О пользе Вашей мы поговорим потом, - Рафаэле на мгновение опустил глаза, потом вновь взглянул на собеседника. – После того как Вы зарисуете сего одинокого путника, пришедшего из древнего мира в наши дни, - его преосвященство кивнул на окно, за которым невдалеке возвышалась над верхушками кустарников темная фигура кентавра.

 Отправлено: 30.11.09 06:27. Заголовок: Еще в саду, рисуя вс..

Еще в саду, рисуя вставшего на дыбы кентавра, художник подумал, что рядом органично смотрелся бы воин с занесенным для удара мечом, или быть может испуганная дева, упавшая, и пытающаяся защититься движением руки, от полуконя-полумужчины. Именно потому, казалось Себастьяно, что рядом с мифическим созданием из далекого прошлого должен быть кто-то еще. Но кардинал был прав – ответить на этот вопрос могут лишь результаты раскопок.
Покинув купальню вместе с хозяином дома, художник был слегка удивлен, что его Преосвященство не оставил незваного гостя тут же, но сам провел к выходу. Дорога показалась ему короткой, слишком короткой, даже несмотря на то, что кардинал не спешил, и Тинелли мог по-достоинству оценить тонкий вкус, с которым было подобранно убранство дворца. Он не стал рассыпаться комплиментами, о которых его не просили ни намеком, ни вопросом. Риарио, бесспорно и без фраз еще одного гостя знал, сколь хороши изваяния, собранные в одном из залов, через который посчастливилось пройти художнику.
Тинелли не отставал, и старался не вертеть головой, однако рассматривал скульптуры затаив дыхание. Одна из них – нимфа, или, быть может муза (атрибутику живописец не рассмотрел, потому что все его внимание приковало лицо статуи) заворожила юношу особенно. В тот миг, когда он взглянул на лицо каменной девы, солнечный луч, игриво скользнувший через окно, лег на холодный мрамор, и розоватый блик столь естественно окрасил щеки статуи, что показалось художнику: вот именно так могла выглядеть Галатея в тот самый миг, когда мрамор стал превращаться в живую плоть. Еще миг, и дрогнут светлые веки, сомкнутся, и распахнувшиеся в следующее мгновение глаза увидят этот мир.
Он едва не запнулся на ровном месте, но слова кардинала вырвали сознание из пут рждающейся иллюзии. Надо было что-то ответить.
- Я буду рад, - тихо произнес Тинелли, - если мои скромные способности смогут быть полезны… Господу.
Да, конечно, он же беседует со священником, и вероятно Богу угодно, чтобы этим утром накануне сочельника все случилось именно таким чудесным образом.
Взглянув в направлении, обозначенном движением головы кардинала, юноша мягко улыбнулся, увидев кентавра. Виновник того, что скромный портретист оказался здесь горделиво стоял в глубине сада, и только сейчас Себастьяно понял, насколько неосмотрительна была его затея – художника стоявшего подле статуи, мог увидеть любой, хотя бы из окна этой комнаты. Он смущенно опустил взгляд на носки пулен – вся глупость собственной затеи теперь виделась объемно и в деталях. Дрогнувшие пальцы выпустили дощечку с листом, которые художник все еще держал в руке, и та с сухим стуком упала на мраморный пол, и, заскользив по нему, отлетела на несколько шагов в сторону.
Не раздумывая, юноша сначала попытался ухватить падающую табличку, потом, сконфуженный и совершенно смущенный собственной неловкостью, бросился за дощечкой, уткнувшейся углом в постамент одной из статуй, и в тот момент когда пальцы юноши ухватили деревяшку с листом, лоб его пребольно уткнулся в мраморную гладь бедра невысокого игривого купидона…
Будь скульптура повыше, может быть ничего бы и не случилось, но фигура крылатого мальчишки покачнулась, накренившись, и упала на мраморный пол с грохотом, возвестившим, что в палаццо кардинала Риарио начался веселый предпразничный день.
Взгляду выпрямившегося художника, нелепо сжимавшего дощечку, с которой соскользнула одна из бечевок, и рисунок уже удерживали лишь пальцы автора, предстала полная картина катастрофы: куски мрамора разлетелись вокруг – несколько крупных фрагментов, и белое крошево. А на лице, откатившейся к ногам кардинала, головы купидона по-прежнему блуждала озорная улыбка.
И буквально онемев от осознания, что натворил, юноша, даже не в силах был сейчас выдавить глупое и нелепое извинение, лишь обреченно взглянул на лицо его Преосвященства, слыша как бешено тукает в висках пульс, и чувствуя, как дрожат собственные пальцы.

 Отправлено: 30.11.09 06:54. Заголовок: Все произошло так бы..

Все произошло так быстро, что кардинал и глазом не успел моргнуть. Задумавшись, мужчина вздрогнул только после того, как раздался оглушающий звук удара. Так в пылу боя, не замечая ничего и никого, воин штурмует крепость, чудом избегая смерти, и только потом, оглянувшись назад, уже находясь на замковой стене, удивляется, как здесь очутился. А следом приходит и желание жить, и страх… вместе с открывшимся внезапно зрелищем ужасного разгрома.
Возня с дощечкой прошла мимо внимания Риарио, а вот ее результат прикатился прямиком к ногам, как издевка проведения.
«Четыреста дукатов и пятьдесят сверху шельмецу за эту неаполитанскую находку, благодаря удачной сделке которого ты приобрел его первым, Рафаэле» - услужливо подсказал привыкший считать каждую монету разум.
Сердце бешено подпрыгивая, стало биться в ребра. Риарио поднял на художника глаза, словно бы посветлевшие и полные какой-то неизъяснимой, почти детской обиды.
Во взгляде явственно читалось: «Как же так?».
Это было несправедливо. Он приобрел его три седьмицы назад. Конечно, немногим дороже его красной цены, но милая безделушка грела душу, хоть и была не самым лучшим образчиком античного искусства. Вопреки досужим кривотолкам о том, что Рафаэле подчас был нравом тяжел, мужчина только и смог что выдохнуть сдавленное «Ох» и сделал несколько шагов, тяжело опустившись на мраморную скамейку, одну из трех, что были специально установлены для тех, кто пожелает созерцать великолепие.
В грудине, слева, заломило так, что потемнело в глазах, словно бы под лопатку на ладонь вошла сталь. На чистом белом лбу хозяина бронзового красавца кентавра выступила испарина.

 Отправлено: 30.11.09 07:46. Заголовок: Лицо кардинала побле..

Лицо кардинала побледнело, а в глазах возникло какое-то детское недоумение или обида.
Тинелли ожидал чего угодно – ругани, пощечины, того, что кардинал Риаорио позовет слуг и…
«И что тогда?» - додумать и напугать самого себя еще больше, Себастьяно не успел. Мужчина, отошел к скамье, и опустился на нее, не проронив ни слова.
На бледном лбу, цвет которого сейчас мог соперничать с белизной безжизненного мрамора, выступила испарина.
- Ваше преосвященство… Вам нехорошо?! – оцепление, охватившее художника в первый миг, спало.
Неприятностей, которые Себастьяно устроил сам себе за одно утро и так было достаточно: он залез в палаццо одного из влиятельнейших людей Рима и разбил, несомненно, дорогую статую. Не хватало только убийства – для полной красоты. Впрочем, если кардинала сейчас хватит удар, то виновником в его смерти будет никто иной, как Тинелли.
Бросившись, было, к мужчине, юноша запнулся о голову злосчастного купидона, и с трудом сохранив равновесие, удержался на ногах. Кроме бесполезных вопросов, он ничего не мог бы сделать. Оглянувшись, он не заметил в зале столика, на котором столь удачно мог бы обнаружиться кувшин с водой и кубок, и ринулся к двери, через которую несколько минут назад кардинал провел его в этот зал.
Грохот уже всполошил слуг, и на пороге, Тинелли столкнулся со спешащим цирюльником, и еще двумя слугами, спешащими, выяснить что- же стряслось.
Он только и мог, что махнуть рукой в сторону скамейки, на которой сидел сейчас кардинал.
И вслед за людьми, которые окружили своего хозяина с беспокойством, и расспросами, вернулся к скамье, молясь лишь о том, чтобы его Преосвященство пришел в себя.
- Может быть, послать за лекарем? – робко спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно. Сам художник был чуть менее бледен, чем Риарио, и не на шутку испуган, чего не мог скрывать сейчас.
О том, во что может обернуться его неловкость, он и не думал, лишь надеялся, что все образуется и хотел верить, что разбитый купидон не был для Риарио самым любимым из изваяний в этой галерее, чтобы его гибель, как произведения искусства послужила для кардинала причиной столь сильного огорчения, от которого не под силу оправиться здоровому молодому мужчине.

 Отправлено: 30.11.09 08:47. Заголовок: Сквозь шум в голове ..

Сквозь шум в голове слышались обрывки слов: «… нехорошо?!». В ответ на вопрос молодого художника Рафаэле медленно покачал головой, а потом точно так же кивнул, отнял от груди ладонь, вцепился в край резной скамейки.
Прибежал Петруччо и остальные домочадцы следом за ним. Засуетились, запричитали, замахали руками. Глядя на осколки, цирюльник недовольно цыкнул, полез за пазуху, достал стеклянный с медью флакон на витом кожаном шнуре, открыл, распространяя едкий запах хвои, мяты и лаванды. Мазнул крышкой большой палец и, не церемонясь, провел им под носом его преосвященства.
Защипало до рези в глазах.
- Этой дрянью ты когда-нибудь сведешь меня в могилу, - хрипло выдохнул Риарио в ответ на заботу цирюльника о кардинальском здоровье и поднял глаза на художника, имевшего жалкий вид.
Причитания и оханья постепенно смолкли, а Рафаэле поглядел наконец на перепуганного парня.
Благими намерениями…
«Дурацкий случай» – подсказал здравый разум.
«Четыреста пятьдесят дукатов» - язвительно напомнил практицизм.
«Римская копия греческой скульптуры» - пояснил опыт коллекционера.
«Он мне нравился» - сокрушался изысканный вкус.
Кардинал встал со скамьи. Наклонился, взял в ладонь кусок мрамора, взглянул в глаза улыбающегося мальца купидона и… положил голову на скамейку, а после сказал:
- Соберите осколки. Аккуратно.
То, что чудом укрылось от беспощадного времени, оказалось беззащитным перед одним неловким движением. Такова прихоть судьбы, - безмолвно рассуждал Рафаэле. На художника он не смотрел, ибо тот невольно стал свидетелем его слабости. Кардинал не испытывал гнева, лишь только странное чувство досады. А еще неловкость от того, что любитель садовых зарисовок теперь оказался в положении крайне удручающем. И, быть может, что-то следовало сказать, но Риарио пока не знал - что.
- Прикажете выпороть растяпу? – спросил Петруччо.
- Оставь, - махнул Рафаэле рукой и тяжело вздохнул.
Требовать от художника баснословную для него сумму было не только грешно, но и против воли Господа. Оскорблять бесчестием – тем более. Будь на месте Себастьяно Тинелли какой-либо знатный и порядком пьяный гость, ненароком задевший античное изваяние и разбивший его, быть может, Риарио и подумал бы над какой-нибудь каверзой.
Окажись на месте Тинелли ребенок, Рафаэле тоже нечего было бы предъявить ему, и эта мысль, пожалуй, была самой верной.
- Из земли достали, в землю и уйдет, - мужчина продышался, распрямил плечи, чуть приподнял подбородок. – Идите уж, - нетерпеливо приказал Петруччо и зазевавшимся домочадцам.
- Если этот простофиля оставит Вас, Ваше преосвященство, как этого мраморного мальчика без головы, я уж попробую что-нибудь сделать, - иронично заметил цирюльник и удалился прочь. Оставшиеся слуги принялись собирать осколки. Принесли холст, и теперь бережно заворачивали в него куски мрамора.

 Отправлено: 30.11.09 18:40. Заголовок: Домочадцы суетились..

Домочадцы суетились вокруг кардинала, не замечая Себастьяно. Пока его Преосвященство не пришел в себя, и не приказал собрать обломки статуи. Художник, сконфуженно молчавший все время, только зыркнул в сторону съязвившего цирюльника. В мыслях был полный хаос, в чувствах - непонятно что.
Оставив своего наставника пару лет назад, Тинелли полагал, что довольно недурно устроился в жизни, поскольку работы было достаточно, чтобы удовлетворять свои маленькие желания, а перспективы рисовались весьма радостными – время, усердие, довольные заказчики, и через несколько лет можно надеяться на получение крупного заказа, а дальше… дальше Себастьяно пока не загадывал.
Ему вовсе не хотелось навлечь на себя немилость столь влиятельного человека, как кардинал Риарио, и сейчас, единственное, чего желал художник, найти выход из этой ситуации. Самым резонным и простым способом представлялось решить вопрос на уровне денег. Но даже если не выбираться из мастерской сутками, при благоволении Фортуны и наличии заказов, за год, в лучшем случае, живописец и смог бы рассчитаться за скульптуру, набрав сотню дукатов, а если очень повезет с заказом, то и больше.
Но прежде нужно было выяснить, во сколько оценивал разбитого купидона его Преосвященство.
Юноша робко оглянулся на мраморную деву, несколькими минутами ранее, заворожившую его своим неброским совершенством форм и черт. Но нимфа взирала на происходящее безмолвно, и почудилось художнику, что печалилась об участи своего мраморного соседа.
- Ваше Преосвященство, - голос Тинелли был виноват и тих, но извинения, бессмысленные и бесполезные, никак не складывались, - быть может, я смогу возместить Вам … потерю этой статуи ? Сколько она стоит?

 Отправлено: 30.11.09 19:26. Заголовок: Бич Божий – это прос..

Бич Божий – это простаки, вот уж действительно. Не помышляя зла, такой человек может сделать каверзу куда как большую, чем тот, кто ломал голову всю ночь, пытаясь придумать нечто изощренное.
И гнев, не на Тинелли, но на злосчастный случай, и растерянность, поскольку случай этот портил и день и начавшееся было знакомство, и досада – от того, что он лишился милой сердцу вещицы – все эти чувства смешались в одно, довольно неприятное.
Но все же, мраморная голова не стоит головы живой. Это кардинал знал наверняка.
Рафаэле вздохнул. Что он мог ответить на вопрос о стоимости изваяния? То, что возместить убыток Себастьяно Тинелли не по карману? Но это прозвучало бы оскорбительно. А оскорблять этого человека у него не было никакого желания.
Спесивцем Риарио не был.
Мужчина заложил руки за спину, нахмурился в мысленных поисках выхода из создавшегося неприятного для обоих положения.
- Что ж, теперь, похоже, мне придется Вас определить на какую-нибудь работу, маэстро Себастьяно. Ведь Ваша гордость не выдержит долга в четыре с половиной сотни дукатов, – устало заключил Риарио, глядя куда-то поверх плеча художника.
– Вам вероятно знаком приход святого Лоренцо в Дамасо. Мне были необходимы двое живописцев, и одного я, похоже, что нашел… Нужно будет посмотреть Ваши работы, чтобы решить, чем Вы будете заниматься. Когда Вы сможете показать наброски и холсты? – и в следующее мгновение тон голоса Риарио изменился. Мужчина говорил без улыбки, с привычной серьезностью и цепкостью, как говорит любой, заключающий сделку делец.

 Отправлено: 01.12.09 15:31. Заголовок: Долг в четыреста пят..

Долг в четыреста пятьдесят дукатов для молодого художника был поистине катастрофой.
Это было вполне очевидно и для кардинала. Когда Риарио упомянул церковь Сан Лоренцо, Себастьяно лишь торопливо кивнул – конечно, он видел недавно восстановленную базилику, но даже в самых смелых мечтах, юноше не могло прийти в голову, что, прихотью случая, ему может достаться честь заниматься внутренними росписями церкви.
Кардинал легко мог позволить себе нанять для этой работы любого известного мастера, да хоть самого Леонардо, о котором говорили уже, как о, возможно, лучшем живописце Италии, и вот сейчас этот человек, смиренно приняв все испытания, которым подверг Создатель его терпение в канун Рождества, спокойно говорит о том, что намерен доверить незадачливому юноше, очень ответственную работу.
В этот миг Себастьяно был готов еще при жизни причислить кардинала Рафаэле Риарио к лику святых.
- Ваше Преосвященство… - лицо юноши выражало сейчас всю гамму чувств, переживаемых художником – смущение, неверие, удивление, почти детский восторг и готовность поверить во все мыслимые и немыслимые чудеса, - Все, что я могу – это бесконечно благодарить Вас за великодушие, и молиться за Вас Пречистой Деве! Вы… Вы не пожалеете, обещаю! – от волнения речь юноши была сбивчивой и торопливой.
Он задумался на минуту о том, что мог бы показать из собственных работ человеку со столь взыскательным вкусом и кротко улыбнулся. Ответ был очевиден:
- Когда сочтете удобным, Ваше Преосвященство.
И почему-то вдруг испугался художник, что этот терпеливый человек, предпочтет забыть обо всем случившемся и самом Себастьяне, едва тот покинет палаццо.
Можно было, конечно, ненароком опрокинуть еще одну статую, да так, чтобы падая та, задела соседнюю, и в итоге, изваяния, стоящие в ряд, с грохотом попадали на мраморный пол этого зала, и посмотреть, сколь возрастет милость кардинала, после того, как тот отойдет от шока. Но испытывать в третий раз за утро собственную удачу, Себастьяно не был готов.

 Отправлено: 01.12.09 16:06. Заголовок: - Говорят, накануне ..

- Говорят, накануне Рождества открываются Небеса. У меня нет основания не верить этому утверждению, - Рафаэле наконец сдержанно, не без легкой иронии, улыбнулся, закладывая руки за спину.
Что было, то сплыло, потерянного не вернешь.
– Плата должна быть равноценной, не так ли? Уничтожив одно произведение искусства, Вы должны будете сотворить другое. Так и только так, маэстро Себастьяно. Я полагаю, что это справедливо, - жестом он показал направление движения, ведь до неприятности с купидоном кардинал и его случайный гость направлялись в сад.
- Работы принесете на следующий день после Рождества Христова, после полуденной службы.
Сделав несколько шагов в направлении выхода из мраморного зала, кардинал вдруг остановился. В молчании смерив быстрым взглядом художника, мужчина негромко добавил:
- Но я хочу, чтобы Вы, коли будете работать в Сан Лоренцо, рисовали не для меня, не для себя и не для прихожан, а для Господа. Как если бы свою работу Вы могли показать Ему.
После этих слов хозяин палаццо отправился дальше, зная, что художник поспевает за ним. Он помнил о данном обещании, поэтому у выхода подозвал слугу:
- Принеси скамью для маэстро Себастьяно, перо и чернила, голубчик. Он поработает немного в саду. Будешь рядом, подашь что попросят. Захвати теплую одежду, чтобы он не студил сердце, - взглянув на художника, Рафаэле добавил:
- Коли проголодаетесь, попросите Джакопо проводить Вас на кухню. Там Вы сможете пообедать. Джакопо, - пояснил слуге, - скажи Гране, что с моего дозволения. Пусть примет маэстро Себастьяно как гостя и будет с ним любезна.
Взглянув на Джакопо, который был почти что сверстником Себастьяно, затем на самого художника, Риарио словно бы удостоверился в том, что теперь-то уж точно все в порядке. День начался весьма странным образом, и кардинал надеялся, что хотя бы его продолжение будет не столь насыщенным неожиданностями. Мысленно он попросил Бога, чтобы тот избавил его от неприятностей, как случайных, так и закономерных, и подумал о том, что надо бы пожурить мастера, закреплявшего скульптуру на постаменте.
Прощальное «Храни Вас Господь», адресованное молодому человеку, в устах Риарио прозвучало как пожелание более не привлекать неприятностей на свою голову. Оставив Себастьяно и Джакопо у створчатых богато украшенных дверей, ведущих в сад, Рафаэле направился по своим делам.